my daddy shot your daddy in the head
Название: Поговори со мной
Автор: chronozaur
Пейринг: Дин/Сэм, хотя тут слэша кот наплакал.
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Спойлеры: да нет их, наверное.
Предупреждения: ненормативная лексика
От автора:
Тут соврешенно неприличные сопли от лица Дина. Как-то оно так вышло.
Монолог о том, как бывает плохо хорошему человеку. Не судите строго,
первый блин)
Дисклеймер: все "Сверхъестственное" принадлежит Эрику Крипке
Шляясь по разным странным местностям, часто забываешь куда шел. Тебя несет как чертову соринку, как пыль. Ветки качаются над головой, взгляд выхватывает кусок мутно-серого неба и скользит по одинаковым в своей унылости пенькам - возле старой больницы парк вырубили под корень. Еще одна автостоянка в этом асфальтовом гетто.
Как говорил один торчащий на опиатах доктор - не надо ехать в Детройт, чтобы знать, как там воняет. Но я уже здесь, вдыхаю чертовы миазмы. С заводов несет гарью и гнилью одновременно, воздух тяжелый как судьба местного пролетария... А вот и он, местный житель, мать его! Ужраный в говно. Вышел из пивнушки, чтобы поссать или поблевать. Да я и сам порядочно набрался. Неровен час, асфальт поднимется и приложит по морде. Пора в мотель, баиньки.
Братик небось увяз в сети, ищет инфу по нашему делу, а дела у нас темные, и в прямом смысле тоже, потому что делаються, как правило
ночью, и в переносном, потому что черт ногу сломит во всей этой потусторонней хери, на которую мы охотимся.
Мда, звучит-то как смешно - охотники!.. Представляешь эдаких чаков норрисов с суровым взглядом и стальными яйцами. А они нихуя не стальные, правда... Страшно это все, просто пиздец! Вся эта боль и муть, и вода, льющаяся с неба, и грязь, чвакающая под ногами на кладбищах, вонючие луизианские топи и затхлые мещанские болотца, в которых полтора копа спиваются со скуки, а благообразные старушки все поголовно за смертную казнь. Мы больные с братцем, совсем больные. У нас нет матери, а отец наш - главный псих, который сделал нас такими. Мы ходим в тумане по краю наощупь и пытаемся не свалиться. Мы, блядь, видим мертвых людей, которые не против сделать других такими же мертвыми. От них пахнет пылью и болью. Они выгрызают дыры во тьме и выпрыгивают из этих дыр, они воют как раненые звери.
Я, блин, устал сильно, слышишь? Я пьяный идиот, который еле стоит и базарит со столбами. Я не знаю с кем говорю, просто не могу
остановиться. Я порядочно бухаю и ебу все что шевелиться. Я та еще блядь!
Братик мой - не такой. Он был бы нормальным, если б не этот желтоглазый пидор, который отравил его своей гнилой кровью. Теперь мы
оба порченые, и у нас нет никого, кроме нас самих. Мой братик умный и хороший. Из него получился бы отличный юрист и примерный муж, да
только карта не лягла. Боженька раздал нам криво и теперь мы торчим в этой вонючей жопе, потому что кто-то тут убивает женщин. Они просто мрут в закрытых квартирах, тихо и моментально. Джеймс Томпсон смотрел с женой телек и вышел поссать. Вернувшись, обнаружил ее труп
вывернутый кишками наружу. Ни звука, ни следов, ни отпечатков, кроме тех, что оставит он сам, несчастный ублюдок. Соседи вызвали копов - так он орал. Его повязали и обвинили, а через два дня та же хуйня на другом конце этого блядского города, а еще через два - еще три трупа.
В таком вот дерьмеце мы копаемся, мой братик и я. Но это еще не самое большое дерьмо. Главный пиздец в том, чем мы сами стали, чем я его
сделал... Я, больной идиот, у которого никогда ничего кроме него не было, кроме брата. Чем сделала нас эта гребаная жизнь.
У нас мало денег и мы часто спим на одной койке, но если бы деньги были, мы бы все равно так спали. Мы жмемся друг к другу как тюлени на гребаном северном полюсе, так холодно нам здесь. Мы дышим другу другу в рот, чтобы не задохнуться в этом чертовом вакууме, мы пробуем друг друга на вкус и делаем друг другу больно. Слегка. Чтобы как следует ощутить, что мы еще живы. Мы бьемся в судорогах и кончаем друг в друга, потому что это самый сильный кайф, который не купишь за деньги. Мы рассматриваем наши тела, ощупываем каждый миллиметр, пока они еще есть, пока не начали гнить. Мы ближе всех на этой гребаной планете и насрать, что там написано насчет содома и инцеста, мы сдохнем без этого.
Я устал, ты слышишь?.. Только он меня здесь держит. Только он. Ну может совсем чуть-чуть еще и те, кому мы помогаем. (Да, блять! Мы спасаем
людей, мы ёбаные бэтмэны, оба!) А так.. Я не знаю, на хрена это все?..
Когда-то мне в кабаке попался один нетрезвый буддист, который что-то молол о карме, о причине и следствии. И если все так, как он сказал - мне
пиздец, потому что я наклепал кучу причин для целого вагона следствий. Мне явно пиздец, и это будет скоро, и только когда я смотрю на братика, я вижу что-то еще.
Я вижу берег озера, весь в желтых листьях. Золотое и теплое. Мы маленькие оба, барахтаемся в них и смеемся. И отец смеется. И мне хорошо. И это все, что мне нужно.
Автор: chronozaur
Пейринг: Дин/Сэм, хотя тут слэша кот наплакал.
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Спойлеры: да нет их, наверное.
Предупреждения: ненормативная лексика
От автора:
Тут соврешенно неприличные сопли от лица Дина. Как-то оно так вышло.
Монолог о том, как бывает плохо хорошему человеку. Не судите строго,
первый блин)
Дисклеймер: все "Сверхъестственное" принадлежит Эрику Крипке
Шляясь по разным странным местностям, часто забываешь куда шел. Тебя несет как чертову соринку, как пыль. Ветки качаются над головой, взгляд выхватывает кусок мутно-серого неба и скользит по одинаковым в своей унылости пенькам - возле старой больницы парк вырубили под корень. Еще одна автостоянка в этом асфальтовом гетто.
Как говорил один торчащий на опиатах доктор - не надо ехать в Детройт, чтобы знать, как там воняет. Но я уже здесь, вдыхаю чертовы миазмы. С заводов несет гарью и гнилью одновременно, воздух тяжелый как судьба местного пролетария... А вот и он, местный житель, мать его! Ужраный в говно. Вышел из пивнушки, чтобы поссать или поблевать. Да я и сам порядочно набрался. Неровен час, асфальт поднимется и приложит по морде. Пора в мотель, баиньки.
Братик небось увяз в сети, ищет инфу по нашему делу, а дела у нас темные, и в прямом смысле тоже, потому что делаються, как правило
ночью, и в переносном, потому что черт ногу сломит во всей этой потусторонней хери, на которую мы охотимся.
Мда, звучит-то как смешно - охотники!.. Представляешь эдаких чаков норрисов с суровым взглядом и стальными яйцами. А они нихуя не стальные, правда... Страшно это все, просто пиздец! Вся эта боль и муть, и вода, льющаяся с неба, и грязь, чвакающая под ногами на кладбищах, вонючие луизианские топи и затхлые мещанские болотца, в которых полтора копа спиваются со скуки, а благообразные старушки все поголовно за смертную казнь. Мы больные с братцем, совсем больные. У нас нет матери, а отец наш - главный псих, который сделал нас такими. Мы ходим в тумане по краю наощупь и пытаемся не свалиться. Мы, блядь, видим мертвых людей, которые не против сделать других такими же мертвыми. От них пахнет пылью и болью. Они выгрызают дыры во тьме и выпрыгивают из этих дыр, они воют как раненые звери.
Я, блин, устал сильно, слышишь? Я пьяный идиот, который еле стоит и базарит со столбами. Я не знаю с кем говорю, просто не могу
остановиться. Я порядочно бухаю и ебу все что шевелиться. Я та еще блядь!
Братик мой - не такой. Он был бы нормальным, если б не этот желтоглазый пидор, который отравил его своей гнилой кровью. Теперь мы
оба порченые, и у нас нет никого, кроме нас самих. Мой братик умный и хороший. Из него получился бы отличный юрист и примерный муж, да
только карта не лягла. Боженька раздал нам криво и теперь мы торчим в этой вонючей жопе, потому что кто-то тут убивает женщин. Они просто мрут в закрытых квартирах, тихо и моментально. Джеймс Томпсон смотрел с женой телек и вышел поссать. Вернувшись, обнаружил ее труп
вывернутый кишками наружу. Ни звука, ни следов, ни отпечатков, кроме тех, что оставит он сам, несчастный ублюдок. Соседи вызвали копов - так он орал. Его повязали и обвинили, а через два дня та же хуйня на другом конце этого блядского города, а еще через два - еще три трупа.
В таком вот дерьмеце мы копаемся, мой братик и я. Но это еще не самое большое дерьмо. Главный пиздец в том, чем мы сами стали, чем я его
сделал... Я, больной идиот, у которого никогда ничего кроме него не было, кроме брата. Чем сделала нас эта гребаная жизнь.
У нас мало денег и мы часто спим на одной койке, но если бы деньги были, мы бы все равно так спали. Мы жмемся друг к другу как тюлени на гребаном северном полюсе, так холодно нам здесь. Мы дышим другу другу в рот, чтобы не задохнуться в этом чертовом вакууме, мы пробуем друг друга на вкус и делаем друг другу больно. Слегка. Чтобы как следует ощутить, что мы еще живы. Мы бьемся в судорогах и кончаем друг в друга, потому что это самый сильный кайф, который не купишь за деньги. Мы рассматриваем наши тела, ощупываем каждый миллиметр, пока они еще есть, пока не начали гнить. Мы ближе всех на этой гребаной планете и насрать, что там написано насчет содома и инцеста, мы сдохнем без этого.
Я устал, ты слышишь?.. Только он меня здесь держит. Только он. Ну может совсем чуть-чуть еще и те, кому мы помогаем. (Да, блять! Мы спасаем
людей, мы ёбаные бэтмэны, оба!) А так.. Я не знаю, на хрена это все?..
Когда-то мне в кабаке попался один нетрезвый буддист, который что-то молол о карме, о причине и следствии. И если все так, как он сказал - мне
пиздец, потому что я наклепал кучу причин для целого вагона следствий. Мне явно пиздец, и это будет скоро, и только когда я смотрю на братика, я вижу что-то еще.
Я вижу берег озера, весь в желтых листьях. Золотое и теплое. Мы маленькие оба, барахтаемся в них и смеемся. И отец смеется. И мне хорошо. И это все, что мне нужно.
У нас мало денег и мы часто спим на одной койке, но если бы деньги были, мы бы все равно так спали. Мы жмемся друг к другу как тюлени на гребаном северном полюсе, так холодно нам здесь. Мы дышим другу другу в рот, чтобы не задохнуться в этом чертовом вакууме, мы пробуем друг друга на вкус и делаем друг другу больно. Слегка. Чтобы как следует ощутить, что мы еще живы. Мы бьемся в судорогах и кончаем друг в друга, потому что это самый сильный кайф, который не купишь за деньги. Мы рассматриваем наши тела, ощупываем каждый миллиметр, пока они еще есть, пока не начали гнить. Мы ближе всех на этой гребаной планете и насрать, что там написано насчет содома и инцеста, мы сдохнем без этого.
просто тогда это все как-то очень остро прочувствовалось.
писать буду, когда попрет. у меня это увы редко, но бывает.